Ich sterbe... *
Баденвейлер в цвету. Оплывающий лёд
Под салфеткой. Уходит эпоха.
От рожденья наученных жить и любить --
Кто нас учит всерьёз умирать?
Сорок лет остаётся всего
До свержения палочки Коха.
Сорок лет! Подождать, потерпеть!
Сорок лет... Потерпеть...Подождать...
Сослагательность мыслей и слов –
Это лишь опозданье, всегда опозданье.
Как тревожит и мучит: июльская тёплая ночь,
Тишина в городке...
...Знал ли он, что на долгую фразу
Ему не достанет дыханья,
Или думал, что проще она прозвучит
На чужом языке?
* Я умираю… – слова, произнесённые перед смертью А.П. Чеховым по-немецки.
О том, что лес, роняя свой убор
Был все еще янтарным полон светом,
О том, как нам понравилось с тобой
Из ярких листьев составлять букеты.
О том, как вдруг открылась нам река
Как рыба серебрясь между стволами
О долгом трепетаньи мотылька.
О том, что день по следу шел за нами
О том, о чем молчалось нам, когда
Мы пили чай в прохладе темных комнат,
О том, что забываешь без труда,
Чтоб через много лет однажды вспомнить
О том, что жизнь и вправду хороша
Со всею старомодностью устоев,
Когда не так взыскательна душа
В отзывчивости на совсем простое...
Все разлуки вселенские,
Все потопы, пожары, свержения рас
Хроникальными лентами
Мелькают и мечутся в нас.
Видишь, время придвинуто
К нам вплотную, к Земле, где мы
Не богами покинуты,
А всего лишь только людьми.
Нам ли переиначивать
Эту древнюю память морского песка.
Вот и стала горячая
Моя – от твоей – рука.
Посмотри: оба живы мы!
Ты – как я, той же нитью суровою шит.
...Только не передержи меня
В прихожей своей души.
Что красота не может мир объять
Об этом чуть догадывались греки.
О, древние хранители секрета
О бесконечном счастье бытия!
И я не то чтоб в их ступаю след,
Не то, чтоб их боготворю до дрожи,
Но боже мой! Бываем мы похожи,
Когда в душе забрезжит тихий свет.
Но вот износит свой покров земля.
И нет уже в решениях свободы.
Уже, темнея, замирают воды,
Осеннюю картину тяжеля.
И вся нехватка красок и тепла
Во мне бунтует, требуя награды.
Открою книгу и найду: Эллада…
И успокоюсь: Господи, была!
Я б раньше сочла, что умею
Ловить ускользающий свет,
Но к этой картине в музее
Хожу уже несколько лет.
Там так же кудрявятся грядки
И двое стоят у плетня.
И вроде бы нету загадки
В сюжете таком для меня
Но в том, что чего-то другого
Не вижу за ясной чертой
Насмешливый чудится сговор
Художника с юной четой:
Лишь я приближаюсь, дурачат,
Застать не давая врасплох,
И девочка личико прячет,
Плетутся фасоль и горох.
И юный поклонник в смущенье
Глядит на свои башмаки.
И в воздухе гаснет движенье
Отдёрнутой спешно руки.
Да что ж я растяпа такая,
Ну что я умею ещё,
Как только, сминая дыханье,
Заглядывать через плечо.
Что быть не могу осторожней.
Когда направляю свой взгляд.
Чем был терпеливый художник,
Творивший два века назад.
Тревожит осени набег.
Морозом ранним листья сжаты.
И всё сужается пробел
Между восходом и закатом.
Что ж, осень, ты опять права,
И жизнь права, – вы обе правы,
Когда намечены едва
Границы огненной державы.
Но лист взлетает вверх и вкось,
Смущённый дерзостью порыва.
И как-то думается вскользь:
Права – не значит справедлива...
Чтобы всё, как мне мечталось:
Даль и ветер за окном,
Да ещё вот эта малость -
Поминать тоску добром.
Чтоб за далью были дали,
А за светом – небеса,
Чтобы мимо пролетали
Часовые пояса.
Чтобы мчался поезд скорый
От бессонных городов
В заповедные просторы
Нецелованных снегов
Вдруг меня туда потянет, как на место преступления
То ли память, то ли совесть, то ли вечер за окном,
Где весёлая дворняга, дура в пятом поколении,
Возражать совсем не станет, если я проникну в дом.
В этой комнате, куда я попаду, никем не встречена,
Календарь на стенке выцветшей отстаёт на целый век,
Неуступчивыми цифрами, как судьбою перемечены
Дни его невозвратимые – чёрный цвет и красный цвет.
Здесь ещё следы вчерашнего не успели стать фантомами:
Вот – висела фотография, вот – цвели в горшках цветы.
Только что там фотография? – миг, украденный фотографом,
Только что цветы горшечные? – мир оконной пустоты.
Постою и кликну сторожа: Проводи меня, лохматая.
Ты ищи себе хозяина, скоро всё пойдёт на слом.
А пока, – шепну ей на ухо, – ты за домом-то присматривай.
Не поймёт собака глупая: за каким таким добром?