«Библиотеки Дальневосточного региона в условиях культурного и языкового разнообразия: чтение на языках народов Дальнего Востока»: II межрегиональная научно-практическая конференция - Акименко
1. Библиотеки в условиях культурного и языкового многообразия
Совместный проект БОУНБ им. Шолом-Алейхема и газеты «Биробиджанер штерн» по переводу с языка идиш сборника стихов Эм. Казакевича «Биробиджанстрой» (1932 г.)
Акименко А.Н.
Книга стихов «Биробиджанбой» («Биробиджанстрой») Эммануила Казакевича на протяжение нескольких десятилетий хранится в фондах сектора национальной литературы Биробиджанской областной научной библиотеки им. Шолом-Алейхема. Она издана в Биробиджане в 1932 году. Её полиграфия - более чем скромная - мягкая серая обложка, на 62 страницах газетной бумаги напечатаны старым типографским шрифтом стихи на еврейском языке.
Дважды лауреатом Государственной премии СССР Эммануил Казакевич станет гораздо позже за свои произведения «Звезда» и «Весна на Одере», а тогда, в тридцатые годы восемнадцатилетний Эмка, так звали его друзья, писал о том, что происходило вокруг.
В сборник «Биробиджанстрой» включены стихи Эммануила Казакевича, которые поэт написал в Биробиджане с 1930 по 1932 год. С большой эмоциональной силой и политическим пафосом автор воссоздал образы первостроителей Биробиджана, детали происходящего на земле, которая, благодаря героическому труду евреев-переселенцев, превращается в социалистическую страну «Биро-Биджан». Названия стихотворений свидетельствуют о профессиях, доминирующих в те годы, об объектах строительства: «Смолокурам», «Дорожным строителям», «Первый трактор», «Сталинфельд», «Бирский мост» и т.д. В них отражены проблемы строительства Биробиджана.
Трепетны и глубоки стихотворения, посвящённые любимой девушке, с которой героя разлучил Биро-Биджан.
Это первый сборник стихотворений автора. С ним Э. Казакевич вошёл в Союз писателей СССР.
Литературный критик Н. Манфрид в тридцатые годы прошлого века назвал эти стихи поэзией высокого пафоса. В то время политический и гражданский пафос считался большим достоинством в литературе. Хотя по словам того же Н. Манфрида, «о полной зрелости творчества Казакевича ещё рано было говорить».
Манфрид называет Казакевича биробиджанским старожилом и далее пишет: «Поэт врос корнями в плодотворную почву советской еврейской государственности, где расцветает с новой силой социалистическая по содержанию и национальная по форме советская еврейская культура, и это придает его творчеству особую свежесть и силу, которая сказалась в таких стихах, как «Седьмое мая», «Рождается город» (до нас дошел русский перевод этого стихотворения под названием «Начало» - авт.), и ряде других стихов о Еврейской Автономной области».
Несомненно, эти стихи Казакевича имеют неоценимую важность для исторического краеведения. Художественное произведение часто может с большей достоверностью воссоздать картину происходящего, чем тот или иной исторический документ. Несмотря на то, что в поэтическом произведении или прозе присутствует художественный вымысел, именно детали описания рисуют наиболее достоверную картину событий.
Мы видим, что ранние стихи Казакевича – чистейший госзаказ. Время требовало выполнения таких заказов, и, по словам Н. Манфрида, «он (Казакевич) отзывается темпераментными, лирическими стихами на события нашей великой сталинской эпохи». Позднее Эммануил Казакевич, подавляя внутренний спор о том, стоит ли браться за госзаказ, писал: «Я сам дал себе госзаказ и ничего худого не вижу в этом. Моцарт и Рубенс выполняли заказы и делали это прекрасно». Что ж, человеку свойственно искусно находить убедительные доводы для оправдания любых компромиссов. Хотя сегодня, читая его стихи, больше верится в искреннее желание поэта рассказать о воплощении в жизнь своей мечты – строительстве страны Биробиджан.
На протяжении нескольких десятилетий войти в эту книгу могли только те читатели, кто в совершенстве знает язык идиш. Для русскоязычных читателей она была закрыта. Лишь некоторые отдельные стихи этого сборника были ранее переведены на русский язык поэтами Виктором Соломатовым, Леонидом Школьником, Риммой Лавочкиной, Виктором Антоновым.
В прошлом году главный редактор газеты «Биробиджанер штерн» Елена Сарашевская выступила с инициативой: вместе с Биробиджанской областной научной библиотекой подготовить к выпуску весь сборник «Биробиджанбой» в переводах на русский язык. Она предоставила местным поэтам подстрочники стихов, и те взялись за литературный перевод - очень уж интересно погрузиться в эпоху тридцатых годов, и узнать, как всё это было.
В этой работе принимают участие Виталий Бурик, Евгения Батурина, Виктор Черненко и стоящая перед вами Алла Акименко. К такому заданию литературные переводчики подходят с большой ответственностью и желанием сохранить смысловую достоверность текста, не допускать излишней авторизованности, как это встречалось в переводах прошлых лет, когда поэты-переводчики адаптировали тексты Казакевича под «требования текущего времени», уходя от правдивости изображения действительности, как это было у самого Казакевича.
В настоящее время работа над сборником подходит к завершению, надеемся, что в нынешнем году читатели смогут держать в руках сборник стихов Эммануила Казакевича «Биробиджанстрой» на русском языке.
К столбу беглецов!
Он сбежал,
прихватив спецодежду «на память»,
а сюда вёз перины
с украинскими клопами.
Продал с прибылью в Иркутске
всё имущество
и хихикнул:
- Холодный Восток или Юг –
Лучше что?
Стал всем жаловаться,
какой он бедненький.
А ехал сюда
с духовной жаждой
проповедника.
Но в мелком его,
нечистом сердце, махоньком
трусливые чувства,
как жабы в болоте квакали.
Тихо сказал
Биробиджан ему на идиш:
- Кругом великая стройка развернулась,
ты видишь?
Ветер сильный, стремительный,
а мельницы нет.
Все вместе выстроим мельницу
на тысячу лет.
Видишь, как двигаемся вперёд
полным ходом,
как мы растём,
и кто товарищ нашему народу!
Но в его сердце
древний голос звучит непрошено:
Менахем Мендл – его бедняцкое прошлое.
Бормочет он:
-Дайте! – зазубренной фразой –
- Мне плохо!
Мне дайте ещё и всё сразу!
Однако, пока ныл
и жаловался он,
Биробиджан поднял
сад цветущий на склон,
разорвал динамитом
отвесные скалы.
Сквозь тайгу зашагали пилы,
сверкая металлом.
В стогах душистое сено.
Работа кипит.
Пылает обжиг.
Глина превращается в кирпич.
Звучит команда:
- Крепко стоять на местах!
Мы строим дом,
Отбросить нытьё и страх!
Мы строим дом
С упрямством яростным!
Мы строим дом,
С любовью ясною.
Перевод А. Акименко
Песенка обжигальщиков извести
Крепче стисни зубы – ноша нелегка:
Поднимайся резче, мощная кирка.
Видишь не один я – взмах моей кирки
Разобьет упрямые камни на куски.
В печь бросаю камень. И горит она.
Мы с киркою знаем: известь всем нужна!
Пусть гудит над лесом ветер – не молчит,
Пусть пылает пламя яркое в печи.
Здесь дома на воле встанут навсегда –
Будет в них и доля моего труда!
Стань, огонь огромный, жарче всех огней.
Нам с киркою моею - ударять сильней!
Посреди таёжной солнечной зимы
Каменную известь обжигаем мы!
Перевод Е. Батуриной
Первый трактор
Сквозь густые леса
прорывались на тракторе мы,
по полям и болотам,
ухабам целинной земли.
Наш сияющий новенький «конь»
и шумел, и хрипел,
но, казалось,
мотор его песню таёжную пел.
Мы на тракторе сильном,
смелели, не знали преград.
Рвали с вьющихся веток
прозрачный лесной виноград,
мыли руки соляркой,
лицо освежали росой.
Но заехали на пепелище
и в дымке густой
потерялись мы –
два тракториста –
в глухой темноте,
до безумия страшной.
И каждый скорее хотел
одолеть черноту,
обгорелый неведомый путь.
Хоть бы деревце встретить живое
и воздух вдохнуть!
Наконец-то!
Где только что не было видно ни зги,
Встала зелень густая
и нежность суровой тайги.
И с весёлой полянки,
у леса на самом краю
мы узнали сквозь ветки
деревню лесную свою.
Но послышались крики –
корейцы, казаки кричат –
всюду крики,
и бабушки ловят поспешно внучат.
Опустели жилища,
лишь скрипнуло робко окно.
Мигом спрятались все.
А позднее им стало смешно,
что за чудище приняли трактор.
Как дьявол с хвостом
показался с испугу им
труженик этот простой.
И слагают легенду:
как страшен и, всё же, красив
«Катерпиллер» стальной –
в 60 лошадиных сил.
Вы, ребята, спросите:
«В году это было каком?»
Я отвечу вам:
«Тысяча девятьсот двадцать восьмом».
Перевод Аллы Акименко
Дорожным строителям
Высокая пихта.
Ее поклон.
Повсюду тихо.
Зеленый склон.
Попробуй только
кругом пройтись.
Попробуй, топни:
Эхо – ввысь!
Справа – пропасть.
Слева – гора.
Шепчет робость:
«Страшна - игра».
В пропасти – зелено,
Квакают жабы.
Нам велено
Ровнять ухабы.
Думать толком,
Работать руками.
Летит долго
В бездну камень…
Горе асбеста
Скажем строго:
«На этом месте
Будет дорога»!
Перевод Аллы Акименко
* * *
Солнышко на Западе полыхает заревом,
На Востоке далеко ворчит тихонько гром…
А во мне рекою по жилам разливается
Солнечная песня, неслыханная песня
Про мой таёжный дом.
Кто еще шагал так в жизни через горести,
Через все лишения, что нам пришлось пройти?
А тайга Хингана все шумит, волнуется,
И призывно требует
Вновь вперед идти.
Кто еще мог сравнивать – что трудней, что легче нам?
Путы чащ таежных кто поможет разорвать?
Только в руки верим мы, что даны с рождения
Ни в мороз, ни в дождь
Надежней силы не сыскать!
Не остановить нас, если скажет партия,
И страна прикажет нам, терпеливым, впредь
Шаг держать уверенный. И никто не скажет нам
«Стоп!». Стихии удержать
Нас не суметь!
Все быстрей шагаем мы с песнею неслыханной,
С нашей песней солнечной про таежный дом.
И летит про дом мой песня над округою.
С песней про Биробиджан
Мы вперед идем!
Перевод Виталия Бурика
