Вы здесь: Начало Литературное краеведение От самых истоков Олевский Б.А. Книга «Ося и его друзья» Часть вторая. Я становлюсь взрослым Мой товарищ Сролик
Сролик, как обычно, сидел на уроке, подперев руками свое маленькое вытянутое лицо, и слушал, что говорит учитель. После урока он спросил меня, почему это я все время гляжу на него и что особенного я в нем увидел.
Я все ему рассказал. Я ему сказал, что больше у нас лавочников не будет и что все-все — так сказал председатель — будут равны.
— В самом деле?
— Конечно, Сролик! И фабрика будет, и земля... Все будут работать.
Он приходит в восторг, и я приглашаю его на политфанты в комсомольскую ячейку. Сегодня руководить будет Голда.
— Пойдем! — предлагаю я также Зяме и Буле.
Сролик, как и я, очень завидует Зяме и Буле: они уже настоящие рабочие. Зяма работает на мельнице и учится на машиниста. У него убили отца и брата, и на учебу его определил профсоюз. А Буля служит курьером.
Зяма ходит теперь в замасленных штанах, пиджак в накидку и фуражка на затылке — как машинист Сважек. Он курит папиросы и говорит, что плевать хотел на мельницу: после школы он сразу поедет на большой завод.
Ни о чем мы так не мечтаем, как о заводе. О Сролике нечего и говорить! Он мечтает уехать куда-нибудь далеко-далеко и стать настоящим рабочим!
Только один Буля думает о другом. Он поедет учиться на матроса и будет плавать на кораблях. Он даже говорить стал басом, сшил себе штаны клеш и бреется.
Буля выше и плотнее всех нас. Его большая голова на широких плечах немного откинута назад, точно он собирается в драку.
В ячейке игра уже началась. Кругом полно, сидят даже на подоконниках.
Мы еле протискались. Голды нет. За столом посреди комнаты — Ицик Назимик, заместитель Голды.
Он задал вопрос, и никто не может ответить.
— Что такое СТО?
— Пять раз двадцать! — кричит Зяма.
— Десять раз десять! — стараюсь я его перекричать.
— Нет, — отвечает Назимик. — СТО — это Совет Труда и Обороны... Октябрьская революция произошла в октябре. Почему ее празднуют седьмого ноября?
— Потому что в семнадцатом году буржуи передвинули календарь на тринадцать дней назад, а мы, назло буржуям...
— Ой, нет! — Сролик поднял два пальца. (Я слышу его взволнованный голосок.) — Совсем не так! Дайте мне слово, товарищ Назимик. Это астрономия...
— Да, да... Земля вращается! — вспоминаю я. — Вот почему отодвинули календарь. Это астрономия...
— Стоп! Подожди-ка!.. — не дает мне кончить Ицик. Его черные волосы поднялись дыбом. Он стоит, высокий, худой; изогнутый птичий нос раздувается, почти касаясь верхней губы. — Кого я вижу? — говорит он и смотрит на Сролика.
— Прошу слова, товарищ Назимик.
— Какой я тебе товарищ? — кричит Ицик, и глаза у него становятся такие, точно стряслось какое-то бедствие. — Какой я тебе товарищ?.. На наши вечера пробираются спекулянты!
— Он школьник! — кричит Зяма.
— Тихо! — стучит Назимик кулаком по столу. — Предлагаю спекулянту сейчас же покинуть наше собрание!
— Каминер позволил. Председатель!
— При чем тут Каминер? Вон спекулянтов!
Сролик стоит растерянный. Его большие остекленевшие глаза уже никого не видят.
— Не уходи, Сролик! — реву я, взбешенный. — Не слушай его!
— Он не спекулянт!.. — кричат отовсюду. Все бьют ногами, свистят.
— Что-о?! — сверкает глазами Ицик. — Защищать спекулянтов?! Вон! — Он весь дрожит. — Я приказываю!
Но Буля не отпускает Сролика. Я тоже к нему подбегаю. Он весь раскраснелся.
— Пропусти!.. — толкает меня Ицик и хватает Сролика за плечо: — Ты долго будешь здесь стоять?
— Отойди! — Сролика не узнать. — Отойди говорю!..
Он отбивается ногами. Поднимается кутерьма. Сролика прижимают к окну, раздается треск, и на пол падают осколки выбитого стекла.
И тотчас Сролик удирает. Я пускаюсь за ним, но, добежав до его дома, не решаюсь войти.
Наконец открываю дверь и, попав в сени, слышу, как Сролик плачет и кричит на отца. Потихоньку выхожу, но в дверях сталкиваюсь с Зямой, и мы входим в дом.
Сролик сидит в кухне, на железной кроватке. Голову он уткнул в руки и, кажется, плачет. Его отец даже не взглянул в нашу сторону.
— Добрый вечер! — говорю я тихо.
Сролик оборачивается и вскакивает.
— Чего тебе здесь нужно? — кричит он и, схватившись за голову, кидается снова на кровать и зарывается в подушки.
— Боже мой, боже мой! — Отец мечется из угла в угол. — Он меня в могилу сведет... Ну вот, Ошер! — Он останавливается и протягивает ко мне руки. Его рыжеватая, точно выщипанная бороденка трясется. — Ведь вы уже взрослый. (Он говорит мне «вы»!) Скажите, разве я хотел быть торговцем? Ведь царь Николай, будь проклято его имя, не давал нам заниматься ничем другим.
Сролик даже садится на постель и большими глазами смотрит на отца.
— Прошу вас, Ошер, посоветуйте, как мне быть?
Сролик кричит исступленно:
— Папа, не проси его ни о чем!.. — Его худые поднятые руки трясутся. — Не плачь перед ним!
Он подходит к отцу и обнимает его. В это время входят Буля и еще парни из ячейки.
Сролик смотрит на нас — сначала удивленно, потом хочет улыбнуться, но начинает плакать. Однако я чувствую, что это уже слезы не от обиды, а совсем-совсем другие.