Писаревская Г.Г.,
кандидат филологических наук,
доцент кафедры филологии, истории и журналистики
Приамурского государственного университета им. Шолом-Алейхема

Московским издательством «Спутник+» выпущены два сборника Аллы Николаевны Акименко – «Лестница» и «Льётся  в мир светомузыка звёзд».  В первом – стихи, переводы, проза, публицистика, во втором - стихи, уже встретившиеся нам в «Лестнице» и других, более ранних поэтических подборках автора, а также тост, панегирики биробиджанцам и пародии на местных поэтов. Чем же удивляют, поражают, радуют и в то же время, может быть, огорчают и разочаровывают новые книги нашей, безусловно, талантливой землячки? На наш взгляд, стихи А.Н.Акименко – это, прежде всего, исповедь женской души нашей современницы. В них ясно слышны фольклорные и библейские интонации, переплетаются конкретика и символика. Кажется – перед тобой раскрывается сказочно-песенный мир с расписными теремами и золотыми горами, ворожбой и чародейством, в который вдруг неожиданно врывается трагическая нота -  предупреждение от нежелательного: «но только не сума и не тюрьма …» («Поворожи мне, милый, на руке…»).. Как в произведениях устного народного творчества, слова-синонимы, поставленные рядом, взаимно усиливают, удваивают значение друг друга: «Поворожи мне, милый, на  руке, \ Почародействуй над  моей ладонью.» Как бы само собой возникает притяжение неточных – консонантных – рифм: ладонью – ладьёю, на руке – по реке. Идёт игра омонимичными корнями: горы – горю; ты ворожи, а я обворожу. И вдруг появляется неожиданная рифма: «Пусть женская судьба звездой зависнет \ … Мы от мужчин порою так зависим».  Вот такое бесхитростное объяснение в любви(?) сильному полу. Или в другом стихотворении: «Мы по своей природе таковы – Всю жизнь от вас признанья ожидаем» («Как женщину нетрудно обмануть!..»). Какая трогательная беззащитность в самом признании, какая безоглядность без всякой меры! И готовность ко всему – как к эффектной картинной свадьбе, так и к позору. «неважно, что сегодня наворожишь- \ Три свадебных весёлых бубенца\ или узоры дёгтем на воротах…». Часто именно такова лирическая героиня А.Акименко – женщина из народной песни или, может быть, из жестокого романса. А рядом стихотворение с библейской аллюзией - «Песнь песней», но исходит она, эта песнь,  не из уст царя Соломона, а дана исключительно в женском исполнении, в женской интерпретации - с характерной упругостью стиха, чему служат тире в каждой строчке, с нагнетанием эпитетов и гипербол, выражающих прямо-таки «обоготворение» героя: «Губы твои – сладкие, сочные, свежие. \ Руки твои – смелые, точные, нежные. \ Тело твоё – пружинистое, приятное. \ Объятья твои – Вселенная необъятная …». И, наконец, заключительный аккорд: «вместилище всех галактик - \ Ты, земной». Два последних слова, выделенные в заключительную строку воспевания возлюбленного, подчёркивают романтический максимализм героини. Поражает предельная лаконичность – признак стиля отнюдь не библейского, во что выливается женская страсть.

Читая любовную лирику А.Акименко, непременно найдешь переклички с А.Ахматовой, М.Цветаевой, В.Тушновой. Но разве скажешь, что это недостаток? Вспоминается ахматовское «И может быть поэзия сама - \ Одна великолепная цитата». Скорее, мы имеем дело в данном случае с поэтической культурой, культурой чувств, впитанной пылкой женской душой нашей современницы. Не потому ли органично воспринимаются рядом помещённые стихи о любви как о чем-то высоком, что сродни искусству («Всегда я этот профиль рисовала…», и стихи о любви неброской – на фоне, так сказать, обыденной обстановки, любви незаметной внешне и оттого, увы!  недостаточно ценимой, как, например, «Невелика для женщины услада\ Активною общественницей быть…»? Стихотворение с такой банальной, но такой проникновенной концовкой: «Но есть простое человечье счастье - \ Сопит ребенок, и целует муж». А вслед за ним игривое, залихватское, бесшабашное «Ночью на сопке», при чтении которого нельзя не испытать такой же восторг, что и у лирической героини, вдруг оказавшись между небом и землей. Разворачивается захватывающее дух живописное полотно: «Ночь торжественная в ризах\ И в причудливом пейзаже \ Незатейливый каприз …» Что за каприз? Это уже взгляд художника – не только поэта, но живописца и музыканта (вспомним каприччио как музыкальный жанр).

Но лирике Акименко свойственна не только камерность. Мировосприятие её лирической героини синкретично. Личное восходит к всечеловеческому, сливаясь с ним. Не чувствуется какой-либо нарочитой тематической заданности в стихах, которые по праву можно назвать гражданской и патриотической лирикой. В них мало пафоса, декларативности, но есть живое ощущение истории, осмысление своей собственной судьбы в судьбе страны. Таковы стихотворения «Кавказ», «Кузнецовский перевал», «Плодоносящий маленький Израиль», основанные на собственных воспоминаниях и ассоциациях автора. Особенно потрясает пронизанный трагедийностью «Кузнецовский перевал». Читаешь его – и как будто сам испытываешь тот леденящий ужас при резком повороте на вираже над пропастью. Это поистине  трансцендентная поэзия. Страх, охвативший душу, заставляет не только, ужаснувшись, освободиться от него. Но ещё и ещё раз попытаться ощутить его - подобно желанию потрогать больной зуб. Это своего рода эмоциональная тренировка психики, потребность в выбросе адреналина. Но тут страх объясняется другим. Вопрос, заданный в начале стихотворения: «Придётся ли ещё когда-нибудь\ Мне Кузнецовский перевал проехать,\ Как в детстве?», через как бы усечённое предложение с многоточием «Годы …» приводит лирическую героиню к воспоминаниям о разговоре в вагоне во время той единственной поездки через перевал. Тогда она услышала ободряющее: «Не бойся, детка» и объяснение – почему крепка дорога. «В людские кости был забит костыль\ И полит кровью\ Каждый метр погонный».  Как не вспомнить тут «Железную дорогу» Н.А.Некрасова: «Прямо, дороженька, \ Насыпи узкие, \Столбики, рельсы, мосты,\  А по бокам-то всё косточки русские …»! И ещё более страшными предстают перед читателем черты нашего недавнего прошлого. Короткие строчки. Одно слово, вынесенное в отдельное предложение, многоточия. Все это настраивает на ретроспективный взгляд, На раздумье о прошлом. «Тогда,\ По окончании работ, \ Навеки не один \ Бесследно канул … \ Зато оставил кто-то \ Из рабов \ Усатый барельеф \ На вечном камне». Встаёт страшный образ-метафора – «усатый барельеф», олицетворяющий запечатлённого в гранитной скале Сталина. Заключенные, строившие железную дорогу на горном перевале, названы в стихотворении рабами. Прямая речь, представляющая собой слова деда, превращается в несобственно-прямую речь, отражающую раздумье самой героини: «Тот раб, наверно,\  Сам был поражён\ Портретной достоверностью\ Тирана …\  О, Родина! \ Ты с каждым виражом\ Детей своих несчитанно \ Теряла ….». Виражи поезда органично ассоциируются с виражами истории. И лирическая героиня, слушая правдивый рассказ много пережившего человека, которому «Истории урок …\ Не с кафедры преподавали», чувствует свою сопричастность к судьбе своей страны, к общей судьбе народа.

Поэтическое признание в любви к месту своей работы – «Областной научной библиотеке им. Шолом-Алейхема» – выдержано поистине в высоком одическом стиле. Здесь и риторическое восклицание: «О, как тропа сюда исхожена, \ Где зданье в дерева одето!». И деревья названы деревами. А ещё для героини представляют законную гордость старые книги, ставшие библиографической редкостью, любовно и почтительно называемые ею седые раритеты. Она не может не восхититься, видя «Все страны с языками сочными - \ Меж узенькими стеллажами». Всеобщее, всемирное в её поэтическом восприятии мира соседствует, казалось бы, с частными, бытовыми деталями, как, например, упоминание о крыльце областной библиотеки, где поэтесса Римма Казакова «встретила \ Любовь свою не позабытую». Для поэта нет мелочей. Сотрудницы библиотеки неизменно называются «женщинами прелестными». Их всех, как и читателей, влечёт «и путь, и восхожденье». Не отсюда ли библейский образ лествицы-лестницы, давший название одному из сборников А.Акименко?   Если книги – вместилище мировой культуры, то как же велика миссия тех,  кто помогает сделать человеку хотя бы небольшие шажки по лестнице духовного восхождения! А дополняется подборка стихов любовно выполненными переводами с еврейского. Ведь Алла Николаевна заведует национальным отделом областной библиотеки. В своих стихах она разрушает обывательский юдофобский стереотип в восприятии евреев. Для неё евреи – это «Народ, который о себе «великий» \ Другим высокомерно не сказал. И каждый, как пчела в медовых сотах, \ За дело взявшись, толком завершит. \ Коль по-еврейски без ленцы работать, \ То можно по-еврейски сладко жить …\ Мы чуточку добрее и мудрей, \ Покуда рядом смуглый и курчавый, всегда неунывающий еврей» («Плодоносящий маленький Израиль…»).

А.Акименко заявляет о себе и как прозаик, умеющий находить нужные, точные слова для выражения своих чувств, тончайших эмоциональных нюансов, владеющий навыками сюжетостроения как в публицистике, так и в беллетристических опытах. Её воспоминания о детстве пронизаны лиризмом и юмором, без чего, по Пушкину, невозможно «самостоянье человека – залог бессмертия его». Читатель видит то маленькую девочку с задушенным «от обожания» цыплёнком, испытывающую пронзительное чувство вины, то заплаканное существо, которое по требованию справедливой строгой матери ночью несет соседям без спросу взятый карандаш. Так начинает пробуждаться и формироваться в ребёнке чувство ответственности перед миром. И как же это понятно читателю! Ведь «Всякий поэт, говоря о себе, говорит о всяком человеке» (В.Павлова).  В «Панегириках биробиджанцам» же, наоборот, она, говоря о своих знаменитых земляках, сама раскрывается как интересная личность, наблюдательный человек с острым, всеохватным взглядом. А остроумные пародии на коллег характеризуют её не только как талантливого работника, несущего культуру в массы, но и как внимательного, доброжелательного сотрудника-товарища, помогающего присмотреться к тому, на что порой просто не обращают внимания. И в панегириках, и в пародиях Акименко-прозаик так или иначе отдаёт дань жанру литературного портрета. Многообещающ, на наш взгляд, и её интерес к жанру разговора, столь любимому В.Маяковским («Товарищу Нетте, пароходу и человеку», «Разговор с товарищем Лениным», «Разговор с Эйфелевой башней», «Юбилейное» и др). Чтобы погрузиться в  атмосферу условности и заставить проникнуться ею читателя, принять правила игры, «поверить» в очевидность происходящего, автору необходимо оживить, воскресить того, кто стал пароходом, памятником, застыл «фотографией на белой стене» и т.д. А сделать это помогает что, как не юмор? Юмор, с которым совершается припоминание присущих «оживляемому» лицу черт, помещение воображаемого собеседника в наше время. «Разговор с Шолом-Алейхемом» А.Акименко – полноценная художественная проза – с вымыслом, игрой фантазии, мягким юмором и лиризмом. Живо, весело и остроумно обыгрывается воображаемая беседа с выдающимся еврейским писателем то ли заезжих туристов, то ли самого автора. Действительно, чем биробиджанский рынок с его летне-осенним изобилием не ярмарка?! Так она похожа на ту, описанную классиком еврейской литературы, где его герой Тевье Молочник раскладывает свой товар: сметану, ряженку – всё как прежде, в стародавние времена. И вдруг …видишь творог в пакетах, молоко в пластиковых бутылках– это уже, конечно, наши дни. и не беда, что смещение и наложение времён. Это шутка, с которой жить веселее.  «Я знаю, ты любишь, когда весело», - обращается автор к писателю-памятнику, воздвигнутому на улице его имени. И это как бы даёт повод рассказать о культурных достопримечательностях города, призванных создавать хорошее настроение и атмосферу веселья для горожан и гостей областного центра, столицы еврейской автономии – нашей новой Касриловки. Стремление передать колорит шолом-алейхемских произведений заставляет автора опять-таки прибегнуть к шутливому объяснению слов, непонятных для персонажей писателя – местечковых евреев, живших более ста лет назад. Мол, гостиница, что напротив памятника Шолом-Алейхему, - это тот же постоялый двор, ресторан – трактир, такси – «колейка Авремла». Но главное сходство увидено А.Акименко-прозаиком между миром героев, описанным классиком еврейской литературы, и современными людьми. С несомненной грустью, ненавязчиво, даже как бы мимоходом, говорится о мироощущении простого человека, о его судьбе во все времена. «… некоторым в нашей новой Касриловке смеяться не очень хочется … И ты знаешь почему, ведь ты давно описал нашу жизнь. Конечно,  у нас тоже есть свои Ротшильды, … но они не хотят смеяться по другим причинам, не совсем понятным маленькому человеку»... А ещё в рассказе дважды упоминается Священное Писание: когда Тевье жалуется Богу на то, что  нет времени повторить главу из Торы, и в другой раз – когда мальчик в кипе (современный мальчик Мотл) цитирует Писание и с недоумением спрашивает у своего деда: почему на земле проживает много народов, тогда как мир сотворён только ради Торы и народа Израиля? Известное библейское изречение о том, что для Бога нет ни эллина, ни иудея, писательница А.Акименко иллюстрирует бытовой зарисовкой, поясняя таким образом божью истину светом повседневности. Дед мальчика, седовласый мудрец, заставляет внука прочитать написанное на этикетке, пришитой к  куртке: «Мэйд ин Чайна». Что ж, весьма характерная черта нашего времени - китайские товары заполонили мировой рынок.  Суждение современного деда вполне в духе толерантности. Значит, китайцы нужны миру, как и другие народы,- наставляет он внука. Смешанный игровой хронотоп рассказа делает повествование особенно проникновенным, вызывая добрую улыбку.

Обращает на себя внимание продуманная компоновка произведений в обоих сборниках. Немалую роль играет и художественное оформление, ибо обложка - своего рода визитная карточка автора. Она должна быть в гармонии с заключённым под ней содержанием. И тут стоит, наверное, сказать о сопричастности  искусств друг к другу, а не о прямолинейной иллюстративности. Правда, на обложке второго сборника заметна попытка передачи буквального восприятия «цветомузыки» стиха, что, на наш взгляд, является своего рода намёком, подсказкой для читателя. На обложке же первого сборника – вид на реку Биру и сопку с высящейся на ней телебашней, дорогая и близкая картина сердцу каждого биробиджанца. Всё выполнено в чёрно-белом цвете. (Фотография. Дизайн Е.А.Кузнецовой). Этот скромный пейзаж как бы говорит: обыденный мир прекрасен, когда его коснётся вдохновенная рука настоящего художника, преображающего наше представление о нём. Невыразимое оказывается выразимым. Не даром сборник назван «Лестница» - следовательно, означает восхождение к Вечному, к постижению мира, а для автора и ещё Восхождение к мастерству, Восхождение к сердцу читателя.