Пасманик Валентин Донович
Литературно-краеведческий сборник "Земля, на которой нам выпало жить..."

Пасманик Валентин Донович

Рассказы

Племянничек

Главный старшина сверхсрочной службы Полушкин слыл лучшим рассказчиком на корабле. И неслучайно.  «Травил» - заслушаешься. Видать, особый дар был у человека. И вот однажды проводил он занятия с молодым пополнением по корабельному уставу. Быстренько, но внятно и доходчиво рассказав нужный раздел, решил он «травануть» салажатам одну из своих любимых баек, благо, времени до конца занятий было ещё много.

- Значит, дело было так. Пришла наша «коробка», на которой вам выпала честь служить, из Петропавловска во Владивосток на ремонт. Отшвартовались по всем правилам и стали ждать увольнения на берег. Что может быть лучше, чем сойти на берег после долгого похода, почувствовать под ногами землю? Ну, вам пока этого не понять. Не хлебали ещё морской водицы.

Так вот, притопали во Владивосток, привели в порядок себя и корабль и с нетерпением стали ждать. В первый день в город, как и положено на флотах российских, пошли лучшие службисты. Среди них был и мой дружок – старшина первой статьи Вячеслав Корнюхин. Разбрелись матросики кто куда, а он с группой единомышленников – в морской клуб, на танцы. Там и познакомился мой  земеля – мы с ним оба сибиряки-красноярцы – с девушкой Олей. Славная дивчина, сам видел. Ну, так вот, танцуют они, танцуют, дошла очередь до вальса.

- Салаги,  кто из вас умеет танцевать этот самый, что ни на есть морской танец? Всего двое? Вот и Славик не умел.   И сначала, было, огорчился. Но потом…   А потом вызвалась Оля научить его изображать волны на паркете. Амурские. И научила. Да так, что закружилась голова у старшины. Не от танца, конечно. Стал он с того дня вдруг ни с того ни с сего бледнеть, как салажонок во время качки. Обзавёлся толстенной тетрадью и стал там что-то украдкой пописывать. Возьмёт ручку, уставится горящим взором в одну точку и что-то лихорадочно пишет. Оказалось – стихи. Я не большой знаток поэзии, но и мне кое-что нравилось из его творений. Вот послушайте:

В кубрик полутёмный я спускаюсь,

Режет от усталости глаза.

Я, родная,  снова возвращаюсь

В хмурые камчатские края

Вспоминаю глаз твоих сиянье

В клубе том, куда мы вдруг зашли,

Звуки вальса, наше расставанье…

Вскоре возвращение в «хмурые камчатские края» состоялось. Отремонтировались мы, взяли на борт всё, что положено, и … «В голубом тумане тает наш родной Владивосток…» Как прожил этот год мой земляк, страшно вспомнить. Глаза ввалились, аппетит пропал. Да что там аппетит! Ремень флотский вдвое складывать стал! Талия сделалась, как у Майи Плисецкой. Возьмёт гитару и, что твой Высоцкий, песни поёт. Да про любовь всё.

Полушкин прервал свой рассказ и настороженно прислушался. – Посмотрите-ка, товарищ матрос,- обратился он  к одному из своих благодарных слушателей, - что там дневальный засуетился? Что ты руками размахиваешь? А., понял. Встать! Смирно! Товарищ капитан второго ранга! Главный старшина Полушкин проводит занятия с личным составом радиотелеграфной группы по корабельному уставу. Есть! Вольно! Садись!.. Итак, строение корабля. Самая высшая точка корабля называется клотик, На ней распо… Встать! Смирно! Есть продолжать занятия! Дневальный, ушёл кап. два? Порядок. Так на чём мы с вами остановились? Ах, да.

Маялся наш Славик, считай, год. И дожил до светлого часа. «Грустно курится Авача, с сопок спустился туман, нас провожают Три брата в Тихий седой океан…» И проводили. И вот он вновь, город мечты Владивосток. И, конечно же, первым в списках увольняющихся на берег -  старшина первой статьи Корнюхин.

Однажды наш влюблённый отправился домой к Ольге, чтобы предстать перед очами будущей тёщи. Запахло свадьбой. Готовили его к этому серьёзному походу всем кубриком. Кто наглаживал с мылом клёши, кто подсовывал ни разу не надёванный тельник, кто чистил до зеркального блеска бляху. А женатики – было среди нас несколько таковых – давали советы: как себя вести да что говорить. И вот он, наш красавец, сошёл с трапа. Путь ему предстоял неблизкий, аж на Луговую. Как провёл это время мой дружок, не знаю. По крайней мере, подробности он не рассказывал. Но, судя по всему, неплохо. Как всем известно, «влюблённые часов не наблюдают». И Славик не исключение. А когда вспомнил да глянул на руку, а часов- то на ней и нет. В спешке и в волнении, видать, забыл про них. Но не беда. В комнате, где он мило беседовал с невестой и потенциальной тёщей, висели на стене старые ходики. Мельком глянул на них – десять вечера. Ещё с часик-полтора в запасе имеется. Пьёт чай дальше. Глянь, а невеста-то что-то забеспокоилась:»У тебя увольнение до которого часу?» - «До 24.00»,- ответил старшина, и глаза – на ходики. А на них по-прежнему десять. Почуял недоброе. А будущая тёща, перехватив его взгляд: »Да стоят часики-то, считай, уже годиков десять-двенадцать. Олюшка, глянь там, на серванте, который час?» - «Без двадцати двенадцать, мама». «Сколько?»- Корнюхин вскочил, недопитый стакан чая -  в сторону, недоеденный блин – в тарелку, бескозырку – на голову. И только ветер в ушах. Бежит он по трамвайной линии, и одна только мысль в голове: «Опоздаю, как пить дать, месяц без берега схлопочу!» А  что может быть страшней, салаги, этого наказания для моряка, да ещё накануне свадьбы! А вокруг, как  в любимой Славкиной песне: «…ни машин, ни шагов, только ветер и снег…». Правда, снега с ветром не было, но и всего остального тоже.

Вдруг сзади шорох шин, скрип тормозов, и рядом мягко останавливается чёрного цвета автомашина. Насмешливый голос спросил из темноты: «Что, браток,  опаздываешь?  Ну так садись, подвезу. Тебе куда? Понял, в «Дальзавод». Поехали». Миг – и Славик наш на переднем сидении рядом с шофёром, молодым франтоватым мичманом. Чья машина и откуда, интересоваться не стал, не до того было. В считанные минуты на приличной скорости подкатили они  к воротам завода, которые  мгновенно открылись, пропуская машину. И вот уже знакомый пирс и трап родной «коробки». Бегом наверх.  Глядь, а навстречу ему офицер, дежурный по кораблю. Пронеслись они по трапу: один вверх, другой вниз, не  обращая внимания  друг на друга.

Корнюхин – к столику вахтенного у трапа. Увольнительную на стол – и в кубрик. Уснул мгновенно. А утром…  Сразу после подъёма корабельное радио разнесло по кораблю команду: «Старшине первой статьи Корнюхину срочно прибыть в каюту к  помощнику командира корабля!»

Капитан третьего ранга принял его ласково.

- Что же это вы, товарищ старшина молчали до сих пор?  Нехорошо.

- О чём  это он? О свадьбе, что ли?- подумал мой землячок.

- Я понимаю, скромность украшает человека, но такими родственниками можно и нужно гордиться. Кстати, кем вам приходится замкомфлота вице-адмирал Поспелов? – наседал кап. три.

- Какой ещё адмирал? – обалдело уставился на него наш Славик.

- Знаем, знаем, на чьей машине вы приехали вчера из города. Дежурный по кораблю доложил.

- Ах, вот оно что! Вот, оказывается, почему скалился мичманок-водитель,- и, осмелев – была не была :так дядей, товарищ капитан третьего ранга. По материнской линии.

- Ясно. А вы скромничали. Теперь, если что – ну там, сходить, дядю с тётей проведать или ещё что – обращайтесь прямо ко мне.

Через час уже все на корабле знали, что у старшины Корнюхина есть дядя, да не простой, а целый вице-адмирал. Теперь со своей Ольгой Славик виделся  чуть ли не каждый день. В наряды и на вахту почти не заступал. А кубрик, в котором жил мой землячок, превратился в подобие приёмной большого начальника. Сверхсрочники, да и некоторые офицеры, приходили к Корнюхину, чтобы он попросил дядю помочь  - кому квартиру выбить., кому очередное звание получить и так далее.

А началось это после того, как старшина «помог», сам того не подозревая, одному мичману.

Как-то во время перекура на баке отозвал самозваного «племянничка» в сторону один молоденький мичманок и очень убедительно просил того помочь ему перевестись с Камчатки на материк. Исправно исполняя роль «сына лейтенанта Шмидта»,  старшина обещал помочь. Спросил только: «Рапорт подавали?» - «Да, целых три, но ни ответа , ни привета». – «Ладно, попробую»,- разбухая от собственной важности, произнёс Корнюхин. Через неделю к нему в кубрик  ввалился радостный мичман со свёртком в руках: «Спасибо, друг. Только что получил приказ о переводе во Владивосток. А это тебе презент, в знак благодарности». Видать, один из рапортов дошёл-таки до высокого начальства, и высокопоставленный «дядюшка» был тут ни при чём. Но как бы то ни было, а многие на корабле поверили в могущество старшины и досаждали ему всевозможными просьбами. Обнаглев вконец, Славка обещал помощь далеко не всем. Некоторым говорил: «Да поймите вы, не могу я беспокоить дядю по всяким пустякам! Этот вопрос вполне может решить и командир корабля».

Вот так и ходил до самого дембеля в адмиральских племянничках. Ну, а страшную свою тайну раскрыл он на собственной свадьбе, будучи уже  гражданским человеком.

А среди вас, товарищи матросы, нет случайно тех, у кого родственники - большие начальники? Нет? А жаль. А то мне что-то никак не присвоят звания  мичман.нтин Пасманик