Павлик

Двери в нашем доме раскрыты настежь, окна выбиты. Петлюровцы к нам больше не придут, нас грабить не будут.

Мы с родителями сидим на чердаке, ждем прихода Красной Армии.

Здесь темно и жарко. Мама не отпускает меня ни на шаг от себя. Она лежит, стиснув зубы и зажмурив глаза. Лицо ее бледно, опухшая рука обернута мокрым полотенцем — ей сломали руку.

Кругом паутина, поломанные ящики, битая посуда, корыта. Отец босой, одежда на нем порвана.

— Ара!.. — шепчет он, качая головой. — Кажется, Арик был прав. Великий боже!

И он прячет лицо в ладони.

Чуть раньше отец, в знак траура, порвал на себе пиджак. Схватил зубами за отворот и рванул.

— Боже мой! — вздрагивает мама, потирая здоровой рукой виски. — Только позавчера...

Только позавчера тетя Ита пела «а-а, а-а», укачивая своего ребенка, а теперь тети Иты уже нет.

С улицы все время доносятся крики. Мама крепко держит меня — она боится, чтобы я вдруг не сбежал. А мне давно уже не терпится подбежать к слуховому окну и взглянуть, что там творится.

Вторые сутки батько Лисица убивает и грабит. У церковной ограды лежат несколько убитых красноармейцев. Лисица вырезал у них на груди красные звезды.

Изредка раздается выстрел, потом опять наступает тишина.

Но вот совершенно отчетливо доносится долгожданный орудийный гул. Далекий, глухой выстрел, свист снаряда и разрыв над самым местечком. Раз, еще раз, третий раз...

Теперь я уже никого не слушаю и мчусь с чердака вниз. Где-то поблизости стреляют пулеметы. Это большевики. Их еще не видно, но петлюровцев мы уже не боимся. Они бегут, бросая в панике оружие, узлы с награбленным добром; бегут они, испуганные, обезумевшие, точно под ними не земля, а горячая сковорода.

А за ними волной катится «ура».

Мне и моим приятелям веселее, чем кому бы то ни было.

Как большой одногорбый верблюд, врывается броневик. Впереди у него полыхает веселое красное знамя, пулеметы из башенки осыпают бандитов градом пуль.

Мы с Зямой, Булей и Сроликом бежим встречать Красную Армию. Командиры покрикивают на нас, гонят прочь, но мы бежим рядом с красноармейцами. Они окружили местечко и вылавливают петлюровцев. Оцепили и нашу улицу. Ловят атамана Лисицу.

Он пробежал мимо меня. Рот у него разинут, нос приплюснут, глаза на лбу.

— Наза-ад! — ревел он, отстреливаясь.

Несколько красноармейцев припали к земле и не выпускают бандитов из улочки. Их прижали к плетню. Лисицу хотят взять живьем. А он сдаваться не желает.

По ту сторону плетня, вся в желтых мальвах, в кустах калины, стоит хатка, где живет наш друг Владимир.

Внезапно петлюровцы повалили плетень, кинулись в хату и захлопнули за собой дверь.

Но во двор уже вкатывает броневик.

— Оточити! '

Люк открывается, выскакивает человек в кожаном.

— Лисица! — кричит он, приложив руку ко рту. — Бросай оружие! Сдавайся!

Бандиты отвечают ему стрельбой. Башенка на броневике начинает поворачиваться. Тонкие клювы пулеметов вытянулись и стреляют.

— Стать у соседних домов с ведрами! — приказывает командир. — Не давать огню распространяться!

Я тоже притащил ведерко воды.

У броневика открыли бак с бензином, стали в нем мочить тряпки, паклю и кидать на хату. Под стены набросали соломы. Начинает попахивать бензином. Но хату все еще не поджигают.

Вдруг все срывают шапки. Со стороны базара показались извозчичьи фуры и крестьянские телеги, покрытые окровавленными простынями и одеялами. И огромная толпа. Это убитых везут на кладбище. Долгий, протяжный плач висит над подводами...

— Товарищ командир! — кричит какой-то красноармеец. — Больна долго уж мы с ними возимся! Давайте кончать!

В руках у него появляется горящая пакля.

Все отступают.

Красноармеец заносит руку, собираясь швырнуть горящий комок, но застывает на месте. Изумленные глаза у него широко раскрываются. Пакля падает из рук.

В окне появляется мой товарищ Павлик. Как всегда, он в отцовском, измазанном глиной пиджаке, который доходит ему до пят, рук вовсе не видно. Испуганные глаза полны слез.

' Оточити (укр.) — окружить.

Павлика держит за шиворот Лисица и ругается. Он знает, что теперь в него стрелять не станут.

Бандиты стоят теперь у окна и постреливают. Направленный на хату пулемет не отвечает. Темнеет. Командир броневика ходит взад и вперед. Он взволнован и рассержен.Я ему говорю:

— Там живет Владимир, и мы спрятали у него ложки и подсвечники.

— Шо-о?

— Ложки...

Он меня прогнал.

Красноармеец с взъерошенными волосами и распустившейся обмоткой выскочил из броневика и пополз к хате задами. Он обогнул двор и пробирался по траве между кустов калины. Вот он уже лежит под окном. Над ним, чуть повыше, стоит Павлик и смотрит на нас.

— Огонь! — кричит командир.

Пулеметы начинают беспрерывно бить по крыше. Позади дома свистят, кричат. Свищу и я — закладываю два пальца в рот и свищу. Шофер нажимает грушу броневика. Такой грохот, пальба — можно оглохнуть!

Но вот красноармеец стал на колени. Руки его медленно тянутся к Павлику... он хватает Павлика за босые ноги и стаскивает на землю.

— Огонь! — кричит командир еще громче.

Павлик выскользнул из своего огромного пиджака и, голый, свалился на красноармейца. Но красноармеец уже не дышит. Он упал в траву, а мертвые его пальцы сжимают ногу Павлика.

Красноармейцы бьют теперь по опустевшему окну, чтобы бандиты не могли к нему приблизиться.

— Огонь! — все громче, все злее кричит командир. — Огонь!..

В его вытянутой руке мелькнула граната. Отбежав на несколько шагов, он изо всех сил бросил ее на соломенную крышу. Граната разорвалась, и домик окутало желтое пламя и густой дым.

Павлик изо всех сил тянет за собой убитого красноармейца. Подбежавший командир подхватывает мальчика на руки и уносит к броневику.

На мгновение в окне появляется голова Лисицы.

У броневика, поджав под себя ноги, сидит Павлик и плачет навзрыд. Рядом лежит убитый красноармеец. Увидев меня, Павлик поднимается. Ему негде ночевать, и он идет к нам.

В местечке темно. Колеблющееся пламя пожара освещает нам дорогу.